«Огню непрерывно нужна пища, – учил меня Роберт. – Берегись равнодушия, оно смертельно. Самое лучшее для нашего дара – любовь. Но если нет… а ее нет в тебе, Лэйрин, что бы ты ни придумывала о своих чувствах к Дигеро… если нет, подойдет любое чувство, и твое, и чужое. Пусть тебя боятся, ненавидят, презирают, любят, обожествляют – что угодно, только не равнодушие. Если нет своих, чужие чувства будут высекать в тебе искру и воспламенять».

Я, помнится, тогда лишь криво усмехнулась: я и любовь? Ну не смешно ли? Это мне-то, с детской кличкой Урод, полученной от любезных старших сестер, мечтать о чем-то более романтичном, чем чертеж восстановления приграничной крепости, разрушенной набегами степняков? Да и со степняками разобраться бы раз и навсегда. Разве не мечта для правителя?

Да я даже семьей обзавестись не смогу!

Роберт в том разговоре отлично понял мой ужас, рассмеялся: «Ну да, я все время забываю… Что ожидать от существа, испорченного зельями? Не пей их больше, Лэйрин, если хочешь жить. А пока запоминай. Если тебе нечего дать огню, дай саму себя, но оставь якорь, зерно души – самое ценное, чтобы ты могла возродиться. Или ты рискуешь однажды уйти в пламя и не вернуться, как свет не возвращается к звезде».