Читать книгу Паноптикум онлайн
68 страница из 163
Она ждала его за заколоченным окошком. Его бабочка, за спиной которой распустило крылья восхитительное безумие. И первые строки ее истории уже были написаны.
Глава 4
Небо над кладбищем напоминало больничную простыню – грубую, сероватую, отвердевшую от дешевого стирального порошка. Такими застилают тонкие продавленные матрасы, на них испражняются и блюют, их орошают потом, кровью и слезами. При желании на простыне можно даже повеситься, и тебя – уже неспособного испражняться, блевать или плакать – накроют точно таким же куском ткани, чтобы увезти на каталке вперед ногами прямиком в вечность. Яков Ильич опустил взгляд; от линялой трикотажной белизны, погребальным саваном укрывшей спящих под землей мертвецов, слезились глаза. Здесь покоилась и его мать. Жаль только, сын пришел к ней лишь потому, что ему было негде больше спрятаться.
…Он вернулся с работы – как обычно злой на недотеп-школьников, которым плевать на то, что он пытался втемяшить в их дурные головы. Как же он скучал по Университету! По дискуссиям с коллегами за чашечкой кофе в преподавательской столовой, по интеллигентным пьянкам в честь юбилея кафедры, по научным конференциям и знакомствам с умными людьми, съехавшимися со всей страны. Студентов тоже вспоминал с нежностью – их горящие глаза и сосредоточенные лица. Они думали, спорили, болели историей, как и он. Они носили на пары толстые тетради, в которых фиксировали каждое его слово, гулко разносившееся над аудиторией, и Яков Ильич чувствовал себя уважаемым и значимым – а до тех, кто прохлаждался на галерке, ему и дела не было. Но эти дети… Та же рабоче-крестьянская поросль, с которой он учился в стенах этой самой школы. Они отказывались мыслить и анализировать – только галдели, бегали по коридорам, курили в туалете да тискались по углам, а на уроках пялились в экраны телефонов, пряча их на тощих коленках. А потом их родители приходили к Якову Ильичу – сетовать на плохие оценки отпрысков и жаловаться на тяжкую жизнь – и вываливали перед ним содержимое своих захламленных душонок, а он, он должен был посочувствовать и исправить поставленные в журнале карандашом двойки, не вспоминая, как они сами, когда были детьми, смеялись над ним…