Читать книгу Слуги сатаны онлайн

20 страница из 24

Сделав паузу, Петров сам стал отвечать на свой же вопрос:

– Смелую оценку, честное и открытое указание на недостатки товарища называли, да и сейчас называют «стукачеством», «ябедничеством», «склочеством». Даже есть примеры, когда вышестоящее начальство на такие смелые откровения твёрдых офицеров в адрес своих товарищей высказывали критику примерно такого характера: «Ну, что же ты здесь разводишь склочество. Не стыдно? А мне вот теперь за тебя стыдно. Я-то считал тебя настоящим командиром, а ты мне здесь на своего же товарища льешь, чёрт знает что. Ну, мы теперь и на тебя посмотрим иначе». Кто же после такого захочет критиковать неуставщину. А ещё и заработать кличку стукача. В итоге, такое положение дел позволяет отдельным лицам творить свои чёрные дела, а порой и не таясь, в открытую. Он уверен, что его прикроют, не выдадут его нарушения. Выскажешься «на верху» о чёрных делах другого, тебя могут прозвать стукачом. А ещё и подумаешь, кто тебя может в такой оценке поддержать? А вдруг – никто. И вот так вот думают многие. Потому многие считают, что лучше промолчать. Ну, а тот, кто с чёрной душонкой, не получив осудительной оценки за свои деяния, продолжает своё дело, да ещё по хлеще. Да ещё при этом нашёптывает другим, чтобы дошло до всех: «Смотри, не застучи! Стукачи – последние люди, их все презирают. Со стукачом никто не дружит». Солдат не желает в казарме, в кругу таких же военнослужащих прослыть стукачом и остаться одному, а то и вовсе быть отвергнутым. Если в школе при такой же ситуации он мог бы уйти из класса домой или в круг других друзей и испытывать трудности коллективного общения только в период пребывания в школе, то есть пять – шесть часов в сутки. А вот в казарме он находится все двадцать четыре часа, и уйти ему не куда, да и нового круга знакомых у него здесь уже не будет. Так что молодой солдат вынужден молча сносить все унижения исходящие от солдат и сержантов старших периодов службы. А если обиженный солдат скажет в открытую, что над ним издеваются, а ещё и укажет на нарушителя порядка, да ещё и офицеру, о том, кто и как над ним и его сверстниками издеваются солдаты третьего и четвёртого периодов служб, то он тем самым не избавляется от мучении, а наоборот, издевательства в его адрес становятся ещё более частыми, более изощрёнными, более жестокими и плюс приклеивается к нему кличка «стукач». При этом над другими жертвами дедовщины издевательства старослужащих уменьшаются. И все видят, что если не сообщаешь о непорядках командирам, то есть не стучишь, то и служить тебе становится гораздо легче, чем стукачам. Более того, сверстники того самого «стукача» желая не разделять участи своего товарища и изображая перед лицом старослужащих солдат благородство, старательно и смело опровергают факты издевательств и изолируются от общения со своим товарищем, который то на самом деле оказался порядочным сторонником в борьбе против солдатской преступности. Со стукачом запрещено кому-либо из солдат общаться. А иначе, тот тоже получает кличку «стукач» и так же становится изгоем в солдатском обществе. Ну, почти, как на зоне осужденных: с «опущенным» там не общаются. Пообщался с таким «опущенным», значит, и ты теперь считаешься «опущенным». Поэтому в солдатской казарме каждый, из боязни за себя избегает встреч, разговоров со «стукачом». Любое проявление жалости или оказание какой-либо помощи «стукачу» расценивается солдатами как понимание «родственной души», то есть они говорят: «Стукач стукача видит из далека». Жестоко? Да! Откуда такое? Это пришло в казармы из не писаных правил поведения на зонах заключения преступников под стражу. В общем, другие молодые солдаты, которые терпят и готовы терпеть все казарменные унижения, размышляют примерно так: «Я не хочу оказаться на месте моего товарища, который смелее меня, но теперь, после его открытого выступления против дедовщины, у него жизнь превратилась в ад. Я лучше год перетерплю. А там я сам отыграюсь на будущих молодых солдатах точно так же, как сейчас со мной поступают, и даже буду поступать ещё жестче». Вот так-то! Армия – дитя народа! А народ наш прошёл статью тюремной жизни не на бумаге, а непосредственно в лагерных и тюремных зонах изоляции от общества в период Сталинского диктата. От этого дитя народа, при близком знакомстве с ним, несёт вонючим духом тюремных порядков.