Читать книгу Сентиментальный марш. Шестидесятники онлайн

11 страница из 28

НА ПОЛЕТ ГАГАРИНА
  • Шалеем от радостных слез мы.
  • А я не шалею – каюсь.
  • Земля – это тоже космос.
  • И жизнь на ней – тоже хаос.
  • Тот хаос – он был и будет.
  • Всегда – на земле и в небе.
  • Ведь он не вовне – он в людях.
  • Хоть он им всегда враждебен.
  • Хоть он им всегда мешает,
  • Любить и дышать мешает…
  • Они его защищают,
  • Когда себя защищают.
  • И сами следят пристрастно,
  • Чтоб был он во всем на свете…
  • …Идти сквозь него опасней,
  • Чем в космос взлетать в ракете.
  • Пускай там тарелки, блюдца,
  • Но здесь – пострашней несчастья:
  • Из космоса – можно вернуться,
  • А здесь – куда возвращаться.
  • …Но всё же с ним не смыкаясь
  • И ясным чувством согреты,
  • Идут через этот хаос
  • Художники и поэты.
  • Печально идут и бодро.
  • Прямо идут – и блуждают.
  • Они человеческий образ
  • Над ним в себе утверждают.
  • А жизнь их встречает круто,
  • А хаос их давит – массой.
  • …И нет на земле институтов,
  • Чтоб им вычерчивать трассы.
  • Кустарность!.. Обидно даже:
  • Такие открытья… вехи…
  • А быть человеком так же
  • Кустарно – как в пятом веке.
  • Их часто встречают недобро,
  • Но после всегда благодарны
  • За свой сохраненный образ,
  • За тот героизм – кустарный.
  • Средь шума гремящих буден,
  • Где нет минуты покоя,
  • Он всё-таки нужен людям,
  • Как нужно им быть собою.
  • Как важно им быть собою,
  • А не пожимать плечами…
  • …Москва встречает героя,
  • А я его – не встречаю.
  • Хоть вновь для меня невольно
  • Остановилось время,
  • Хоть вновь мне горько и больно
  • Чувствовать не со всеми.
  • Но так я чувствую всё же,
  • Скучаю в праздники эти…
  • Хоть, в общем, не каждый может
  • Над миром взлететь в ракете.
  • Нелегкая это работа,
  • И нервы нужны тут стальные…
  • Всё правда… Но я полеты,
  • Признаться, люблю другие.
  • Где всё уж не так фабрично:
  • Расчеты, трассы, задачи…
  • Где люди летят от личной
  • Любви – и нельзя иначе.
  • Где попросту дышат ею,
  • Где даже не нужен отдых…
  • Мне эта любовь важнее,
  • Чем ею внушенный подвиг.
  • Мне жаль вас, майор Гагарин,
  • Исполнивший долг майора.
  • Мне жаль… Вы хороший парень,
  • Но вы испортитесь скоро.
  • От этого лишнего шума,
  • От этой сыгранной встречи,
  • Вы сами начнете думать,
  • Что вы совершили нечто, —
  • Такое, что люди просят
  • У неба давно и страстно.
  • Такое, что всем приносит
  • На унцию больше счастья.
  • А людям не нужно шума.
  • И всё на земле иначе.
  • И каждому вредно думать,
  • Что больше он есть, чем он значит.
  • Всё в радости: – сон ли, явь ли, —
  • Такие взяты высоты.
  • Мне ж ясно – опять поставлен
  • Рекорд высоты полета.
  • Рекорд!
  • …Их эпоха нижет
  • На нитку, хоть судит строго:
  • Летали намного ниже,
  • А будут и выше намного…
  • А впрочем, глядите: дружно
  • Бурлит человечья плазма.
  • Как будто всем космос нужен,
  • Когда у планеты – астма.
  • Гремите ж вовсю, орудья!
  • Радость сия – велика есть:
  • В космос выносят люди
  • Их победивший
  • Хаос.

Коржавин был последним поэтом первой и первым поэтом второй «оттепели», которая началась не потому, что власть вдруг ощутила половинчатость собственных реформ, а потому, что реформы эти шли наперекосяк, со множеством ошибок, с нарастающим ропотом и нехваткой продуктов. Продуктов всегда было не ахти как много, но при Сталине роптать боялись. Вообще, в России во времена реформ всегда делается множество ошибок – главным образом потому, что только в эти времена что-то вообще делается. И Хрущев оказался жертвой прямого саботажа, потому что, кажется, перемены у нас затеваются только для того, чтобы их компрометировать, чтобы потом еще тридцать лет вспоминать – вот, не хотите же вы, чтобы было как в шестидесятые, когда не было масла? Как в девяностые, когда не было ничего? Хрущеву надо было любой ценой подружиться с интеллигенцией, начать новый круг разоблачений Сталина, свалить всё на него – так появился в печати 18 ноября 1962 года одиннадцатый номер «Нового мира» с «Одним днем Ивана Денисовича». (А что еще было в том номере, который потом изымали из всех библиотек и прятали за рядами книг в библиотеках домашних? Два рассказа Хемингуэя, путевые записки Виктора Некрасова, стихи и переводы из Блейка Маршака.) Солженицын всё понимал: «Самое смешное для меня, ненавистника Сталина, – хоть один раз требовалось назвать Сталина как виновника бедствий. (И действительно – он ни разу никем не был в рассказе упомянут! Это не случайно, конечно, у меня вышло: мне виделся советский режим, а не Сталин один.) Я сделал эту уступку: помянул “батьку усатого” один раз».

Правообладателям