Читать книгу Николай Ежов и советские спецслужбы онлайн

44 страница из 100

Ежова: я всегда и до революции знала, что русский народ – великий (холодный поворот, как стартер вертит коленчатый вал, и она: русский великий народ: довольно что-либо назвать вслух, чтобы орех, имея все обличье ореха, стал пустым: чтобы единственного русского в «Известиях» обвинили в нерусскости). Единственный пункт обвинения правильный – это заскоки Бухарина в отвлеченную область военной политики: туда ведь нельзя смертному, и если он это делает, то становится претендентом на трон.

К портрету Бетала: звери Кавказа и переход к человеку, минуя «человеческое» русской интеллигенции. Безмерная храбрость, хитрость дикаря, детскость. Кавказ: горы – вышки, с которых хорошо разглядывать человека»[56]. Впрочем, ни повести, ни очерка о Калмыкове для журнала «СССР на стройке» Пришвин так и не написал, так же как и Бабель.

М.М. Пришвин не был в восторге и от внешности Ежова. 23 декабря 1937 года он записал в дневнике: «Губы Ежова сложились с губами злого неудачника учителя моего в Реальном училище Силецкого и еще одного рабочкома из Алексина, ненавидевшего не меня, а в лице моем весь какой-то «класс». И их таких всех, и Печорина тоже, свойство, что их злоба не персональная, а вытекает как бы из мировой скорби: мир или класс – это все равно. Какой-нибудь фотограф Прехнер, – Печорин и Печорин! но и тоже видишь на каждом шагу, что все-таки и не Печорин. Этот тип, по словам Пети, очень сейчас распространен среди молодежи. И особенность их сравнительно с прежними индивидуалистами (демонами), что они могли свою злость удовлетворять. Ежов – это все тот же «демон», закончившийся в палаче. (Кто знает, сколько скуки в искусстве палача) (здесь цитируется стихотворение Федора Сологуба «Нюренбергский палач» (1908). – Б.С.). Нет, тут наконец-то человек мировой скорби получил себе нескучное занятие.

Правообладателям