Читать книгу Поэмы 1918-1947. Жалобная песнь Супермена онлайн

12 страница из 14

  • Так вот он, прежний чародей,
  • глядевший вдаль холодным взором
  • и гордый гулом и простором
  • своих волшебных площадей, —
  • теперь же, голодом томимый,
  • теперь же, падший властелин,
  • он умер, скорбен и один…
  • О город, Пушкиным любимый,
  • как эти годы далеки!
  • Ты пал, замученный, в пустыне…
  • О, город бледный, где же ныне
  • твои туманы, рысаки,
  • и сизокрылые шинели,
  • и разноцветные огни?
  • Дома скосились, почернели,
  • прохожих мало, и они
  • при встрече смотрят друг на друга
  • глазами, полными испуга,
  • в какой-то жалобной тоске,
  • и все потухли, исхудали:
  • кто в бабьем выцветшем платке,
  • кто просто в ветхом одеяле,
  • а кто в тулупе, но босой.
  • Повсюду выросла и сгнила
  • трава. Средь улицы пустой
  • зияет яма, как могила;
  • в могиле этой – Петербург…
  • Столица нищих молчалива.
  •  В ней жизнь угрюма и пуглива,
  •  как по ночам мышиный шурк
  •  в пустынном доме, где недавно
  • смеялись дети, пел рояль
  •  и ясный день кружился плавно, —
  •  а ныне пыльная печаль
  • стоит во мгле бледно-лиловой;
  •  вдовец завесил зеркала,
  • чуть пахнет ладаном в столовой,
  •  и, тихо плача, жизнь ушла.
  •  Пора мне помнится иная:
  •  живое утро, свет, размах.
  • Окошки искрятся в домах,
  •  блестит карниз, как меловая
  • черта на грифельной доске.
  • Собора купол вдалеке
  •  мерцает в синем и молочном
  •  весеннем небе. А кругом —
  • числа нет вывескам лубочным:
  •  кривая прачка с утюгом,
  •  две накрест сложенные трубки
  • сукна малинового, ряд
  • смазных сапог, иль виноград
  • и ананас в охряном кубке,
  • или, над лавкой мелочной,
  • рог изобилья полустертый…
  • О, сколько прелести родной
  • в их смехе, красочности мертвой,
  • в округлых знаках, букве ять,
  • подобной церковке старинной!
  • Как, на чужбине, в час пустынный
  • все это больно вспоминать!
  • Брожу в мечтах, где брел когда-то.
  • Моя синеющая тень
  • струится рядом, угловато
  • перегибаясь. Теплый день
  • горит и ясно и неясно.
  • Посередине мостовой
  • седой, в усах, городовой
  • столбом стоит, и дворник красный
  • шуршит метлою. Не горя,
  • цветок жемчужный фонаря,
  • закрывшись сонно, повисает
  • на тонком, выгнутом стебле.
  • (Он в час вечерний воскресает,
  • и свет сиреневый во мгле
  • жужжит, втекая в шар сетистый,
  • и мошки ластятся к стеклу.)
  • Торчит из будки, на углу,
  • зеленовато-водянистый
  • юмористический журнал.
  • Три воробья неутомимо
  • клюют навоз. Проходят мимо
  • посыльный с бляхой, генерал,
  •  в носочках лунных франт дебелый,
  •  худая барышня в очках;
  •  другая, в шляпе нежно-белой
  •  и с завитками на щеках,
  • чуть отуманенных румянцем;
  •  газетчик; праздный молодец;
  •  в галошах мальчик с пегим ранцем;
  •  шаров воздушных продавец
  • (знакомы с детства гроздь цветная,
  •  передник, ножницы его).
  •  Гляжу я, все запоминая,
  •  не презирая ничего…
  •  Морская улица. Под аркой,
  •  на красной внутренней стене
  • бочком торчат, как гриб на пне,
  • часы большие. Синью жаркой,
  •  перед дворцом, на мостовой
  • сияют лужи, и ограда
  •  в них отразилась. Там, вдоль сада,
  •  над обольстительной Невой,
  •  в весенний день пройдешь, бывало:
  •  дворцы, как призраки, легки,
  •  весна гранит околдовала,
  •  и риза синяя реки
  •  вся в мутно-розовых заплатах.
  •  Два смуглых столбика крылатых
  •  за ней, у биржи, различишь.
  •  Идет навстречу оборванец:
  •  под мышкой клетка, в клетке чиж;
  •  повеет Вербой… Влажный глянец
  •  на листьях липовых дрожит,
  • со скрипом жмется баржа к барже,
  • по круглым камням дребезжит
  • пролетка грязная, – и стар же
  • убогий ванька, день-деньской
  • на облучке сидящий криво,
  • как кукла мягкая… Тоской
  • туманной, ласковой, стыдливой,
  • тоскою северной весны
  • цветы и звуки смягчены.
  • Да, были дни, – но беззаконно
  • сменила буря тишину.
  • Я помню, город погребенный,
  • твою последнюю весну,
  • когда на площади дворцовой,
  • махая тряпкою пунцовой,
  • вприсядку лихо смерть пошла!
  • Уже зима тускнела, мокла,
  • фиалка первая цвела,
  • но сквозь простреленные стекла
  • цветочных выставок протек
  • иных, болезненных растений
  • слащавый дух, подобный тени
  • блудницы пьяной, и цветок
  • бумажный, яростный и жалкий,
  • заместо мартовской фиалки,
  • весной искусственной дыша,
  • алел у каждого в петлице.
  • В своей таинственной темнице
  • Невы крамольная душа
  • очнулась, буйная свобода
  • ее окликнула, – но звон
  • могучий, вольный ледохода
  • иным был гулом заглушен…
  • Неискупимая година!
  • Слепая жизнь над бездной шла:
  • за ночью ночь, за мглою мгла,
  • за льдиной тающая льдина…
  • Пьянел неистовый народ.
  • Безумец, каторжник, мечтатель,
  • поклонник радужных свобод,
  • картавый плут, чревовещатель, —
  • сбежались все; и там и тут,
  • на площадях, на перекрестках,
  • перед народом, на подмостках
  • захлебывался бритый шут…
  • Не надо, жизнь моя, не надо!
  • К чему их вопли вспоминать?
  • Есть чудно-грустная отрада:
  • уйти, не слушать, отстранять
  • день настоящий, как глухую
  • завесу, видеть пред собой
  • не взмах пожаров в ночь лихую,
  • а купол в дымке голубой,
  • да цепь домов веселых, хмурых,
  • оливковых, лимонных, бурых,
  • и кирку, будто паровоз
  • в начале улицы, над Мойкой.
  • О, как стремительно, как бойко
  • катился поезд, полный грез, —
  • мои сверкающие годы!
  • Крушенье было. Брошен я
  • в иные, чуждые края,
  • гляжу на зори через воды
  • среди волнующейся тьмы…
  • Таких, как я, немало. Мы
  • блуждаем по миру бессонно
  • и знаем: город погребенный
  • воскреснет вновь, все будет в нем
  • прекрасно, радостно и ново, —
  • а только прежнего, родного,
  • мы никогда уж не найдем…
<июль 1921>
Правообладателям