Читать книгу Поэмы 1918-1947. Жалобная песнь Супермена онлайн

8 страница из 14

15–21. I. 19

Легенда о луне

i
  • Однажды ночью золотою
  • затейливый и злобный бес
  • кружился черной запятою
  • в сияньи девственных небес.
  • Пред ним был город, и увидел
  • он человека в вышине,
  • на темной башне, при луне;
  • и бес его возненавидел
  • за блестки звезд на рукавах
  • и за колпак остроконечный.
ii
  • Он усмехнулся с бесконечной,
  • бесстыдной злобою в глазах
  • раскосых, быстро оглянулся,
  • подумал, снова усмехнулся, —
  • средь многозвездной тишины
  • и небо ярче заиграло:
  • бес принял облик небывалый —
  • огромной выпуклой луны.
iii
  • И странное светило это
  • приметил с вышки человек,
  • и вычислял он до рассвета
  • его размеры и разбег.
  • Когда ж лениво ночь поблекла
  • и день сказался наконец,
  • сложил он свитки, вытер стекла —
  • на вид – бесчувственный мудрец,
  • но втайне – ужасом объятый…
iv
  • Как розы, тучи расцвели
  • над чашей города зубчатой.
  • В тумане площади, вдали,
  • на глыбе вспыхнул воин медный
  • и на щите поймал зарю.
  • И звездочет спустился, бледный
  • и важный, с башни, и к царю
  • вошел с неслыханным докладом.
v
  • И хмуро слушал царь, а рядом
  • склонялся в зеркале стенном
  • его двойник – полуодетый,
  • босой, в измятом кружевном
  • воротнике…
  •                              (Меж тем валеты
  • трефовые, у трех ворот,
  • скликались и сменялись, и народ
  • уже гудел на рынке жирном.)
vi
  • И долго скорбный звездочет
  • с царем беседовал, и вот —
  • по переулкам, сонным, мирным,
  • вдоль окон мутно-золотых,
  • где тени двигались, зевая, —
  • труба пропела роковая,
  • и город вздрогнул и притих.
vii
  •  Был мрачен траурный глашат<а>й.
  •  Народ, предчувствием объятый,
  •  глядел на тонкую трубу,
  •  на свиток с царскою печатью,
  • сулящий страшную судьбу,
  •  и дети прижимались к платью
  •  дрожащих юных матерей,
  •  и старцы горбились покорно,
  •  а некий юноша задорный:
  • «Прочти, – вскричал, – прочти скорей!»
viii
  •  И вестник, обратясь к народу:
  • «Мудрец пророчествует смерть, —
  •  конец всему людскому роду:
  •  вчера полуночную твердь
  • луна иная озарила.
  • Она чудовищна была,
  • неописуемо светла!
  • Увы, как вздутое ветрило,
  • летит изменница на нас;
  • в такой-то день, в такой-то час
  • с землей стремительно столкнется
  • слепая, буйная луна, —
  • земля звенящая качнется
  • и разобьется, как волна!»
ix
  • Замолк, и весть передавали
  • друг другу – лысые купцы,
  • вельможи, воины, слепцы;
  • все – дрозд на липе, мышь в подвале, —
  • все ужаснулись. Поползли
  • по плитам площади, в пыли,
  • себя бичующего стоны.
  • Во храмы хлынула толпа.
  • Подкралась ночь. Молились жены,
  • а детям снились черепа.
x
  • Одни все думали о чуде,
  • другие чуяли конец,
  • и бледные глядели люди
  • на бледно-каменный дворец.
  • Там рядом встали на балконе
  • два старика: вот тот в короне,
  •  а тот в узорном колпаке.
  •  Народ же зыблился и дико
  •  вопил, в неистовой тоске:
  • «Когда? О, вымолви, владыко!»
  •  Заплакал царь, и звездочет
  •  ответил сухо: «Через год».
xi
  • В том царстве некий жил мечтатель,
  • с душою чистой и с лицом
  • очаровательным – ваятель
  • созвучий радужных. Певцом
  • любви сладчайшим город громко
  • именовал его с тех пор,
  • как со свирелью и к<о>томкой
  • пришел он с северных озер.
xii
  • Казалось – воздух целовали
  • его скользящие слова
  • и день туманился, едва
  • он умолкал. Куда-то звали
  • его глаза, – как в полутьме
  • два улыбающихся бога.
  • Он жил на розовом холме,
  • поросшим вереском. Дорога
  • крутая к городу вела,
  • и часто к людям он спускался,
  • без шляпы, стройный, появлялся
  • на площади Добра и Зла,
  •  разглядывал прохожих, кротко
  • о чем-то говорил с детьми,
  • с блудницами да с лошадьми
  •  усталыми… Его походка,
  •  и ясный голос, и глаза
  • большие были всем известны,
  •  и все его любили за
  • чудесный дар и взор чудесный.
xiii
  • Он о блаженстве распевал,
  • о первой, о последней встрече,
  • хоть никогда в уста и плечи
  • он красоту не целовал…
  • Там, в комнате голубоватой,
  • средь нежных книг и лепестков
  • рассыпанных, и малых статуй, —
  • из лучезарных облаков
  • он прихотливо и бесцельно
  • стихи вырезывал свои,
  • напев мешая колыбельный
  • с напевом трепетной любви…
xiv
  • Когда ж над стройною столицей,
  • как бога пламенного месть,
  • метнулась грозною зарницей
  • испепеляющая весть,
  • и стук часов твердил унылый:
  • стареет год, последний год… —
  • и принял скорбь и страх бескрылый,
  • как веру новую, народ, —
  • тогда с улыбкой безотчетной
  • певец ресницы опустил,
  • и гений легкий, мимолетный,
  • его случайно посетил.
  • И юноша, раскинув руки,
  • ловил в туманной вышине
  • полусознательные звуки…
  • Они, как искорки в волне
  • заливов южных, ночью пышной, —
  • текли, змеились в золотом
  • волшебном трепете; потом —
  • на пальцах гасли.
  •                                          И неслышно
  • он начал: «Тает, тает год.
  • Во храмах сумрак шепчет хрипло
  • молитвы. Тают свечи. Вот
  • какой-то труп лежит. Прилипла
  • кровь черная к груди. Глупец!
  • Убил себя… Везде рыданья
  • глухие, тайные страданья,
  • оцепененье; лишь купец
  • хоть плачет, да торгует – плохо
  • торгует. Жить осталось – год,
  • и он проходит, он пройдет —
  • подобно вздоху, легче вздоха…
xv
  • Но если так, но если свет
  • потухнуть должен неизбежно,
  • безумец! – времени ведь нет
  • пред камнем каяться мятежно,
  • из мрака совести своей
  • уродов грозных вызывая
  • и духу скорби отдавая
  • остаток драгоценных дней…
  • Встань, встань, коленопреклоненный!
  • Я говорю тебе – не плачь,
  • но, как наследника лишенный,
  • всю жизнь скупившийся богач,
  • завидя смерть, затеи ради
  • распахивает сундуки,
  • так, обогнув скалу тоски,
  • вечерний путь склонив к отраде,
  • спеши! Беспамятно пируй!
  • Развейся музыкою бурной.
  • Еще на солнце гроздь пурпурна
  • и сладок женский поцелуй!
  • Еще, полны очарованья,
  • шумят леса, журчат ключи, —
  • встань и в избытке ликованья
  • свое богатство расточи!»
xvi
  • Был май шумливый. В исступлен<ь>и
  • лягушки пели на пруду
  • в дворцовом золотом саду.
  • При каждом теплом дуновеньи
  • касались окон расписных
  • венцами нежными каштаны.
  • На вышках, тонких и резных,
  • с которых полуобезьяны,
  • полуорлы глядели вниз,
  • и в небесах прозрачно-синих
  • звон птичий бисерный повис;
  • об этих маленьких святынях
  • весны не вспомнила страна,
  • пророчеством потрясена.
xvii
  • Глухой исполненный печали,
  • из зала в залу царь шагал —
  • тень жалкая в зеркальной дали
  • безмолвных и бесстрастных зал.
  • Блуждал он, глаз не поднимая,
  • ладони блеклых, узких рук
  • к вискам порою прижимая,
  • и кольца вспыхивали вдруг.
xviii
  • В восточной башне плакал кто-то:
  • душе седого звездочета
  • все край мерещился родной:
  • ограды белые Дамаска,
  • тень пальмы – бархатная ласка
  • в пустыне серо-голубой, —
  • и тамариксы, и мимозы,
  • мирáжей радужная ложь…
  • Катились старческие слезы
  • на недоконченный чертеж.
xix
  • В час обычайного забвенья,
  • в молчаньи замкнутых ночей
  • порою тайный чародей
  • к нам высылает сновиденья.
  • Сознанье – словно под водой
  • глубокой, в дымке изумрудной;
  • нам снится праздник многолюдный,
  • туманный, бурно-молодой,
  • и знаем мы, что это ложный
  • короткий сон и что во сне
  • все, все дозволено; что можно
  • не думать о грядущем дне;
  • законами людскими, честью,
  • обычаем – пренебрегать;
  • врага со смехом настигать,
  • роскошной упиваться местью;
  • грозить безумно Божеству,
  • храм в бездну сталкивать со ската;
  • овладевать невестой брата,
  • недостижимой наяву…
xx
  • И ту свободу без запрета,
  • ту силу – каждый ощутил,
  • когда невинного поэта
  • напев дразнящий опустил
  • свои блистательные крылья
  • на город жалобной тоски,
  • предчувствий траурных, бессилья…
xxi
  •  Придворные – все старики
  • с атласно-белыми бровями, —
  •  шурша, как совы, подошли
  •  к царю с дрожащими словами:
  • «Царь, всюду ропот. Подожгли
  •  вчера солдаты синагогу.
  •  На неотплывшем корабле
  •  восстанье. Знойную тревогу
  •  разносит ветер по земле.
  • Чернь беспокойна. Слуги наши,
  •  не отворачивая глаз,
  •  глядят с усмешкою на нас,
  •  а по ночам воруют чаши —
  •  награды царские. Народ,
  •  на перекрестках собираясь,
  •  шумит, и, громко разгораясь,
  •  напев кощунственный растет!»
xxii
  • «Оставьте… – молвил царь устало. —
  • Смиренье, бунт – не все ль равно,
  •  когда нам времени так мало
  • служить иль властвовать дано?»
  •  Переглянулись, замолчали, —
  •  и царь, как прежде, зашагал —
  • тень жалкая в зеркальной дали
  •  холодных, золотистых зал.
  •  И в тот же вечер, в пышной спальне,
  • таясь, печален и один,
  • глухие песни, ропот дальний,
  • услышал старый властелин.
  • И полый жемчуг с горьким ядом
  • прижал он к языку, поник,
  • обняв пунцовый стул… и рядом,
  • в высоком зеркале, двойник,
  • с лицом безумным, перегнувшись,
  • сполз на ковер, и в полутьме
  • сверкнули кольца, содрогнувшись
  • на зашуршавшей бахроме
  • блестящей шелковой подушки,
  • да скрипнул пол средь тишины…
xxiii
  •  Меж тем округлый край луны
  •  уж выступал из-за опушки
  •  далекой рощи. Небосвод
  •  бледнел. По лестнице змеиной
  •  всходил на башню звездочет…
  •  Воображаемой картиной
  • он был томим, и тяжело
  •  дышал, и вспоминал уныло,
  • что двадцать семь ночей прошло
  • с тех пор, как страшное светило
  •  в последний раз он наблюдал
  •  и смысл его предугадал.
xxiv
  • Скитаться по небу ночному,
  • по голубому, ледяному —
  • без ног, без рук, но с головой
  • чудовищной, стеклянно-белой, —
  •  давно уж бесу надоело.
  •  К тому ж на башне угловой
  •  дворца, чернеющего стройно,
  • он жертвы крошечной своей
  • такой смешной, такой спокойной —
  •  уж не видал в часы ночей.
  •  И отвернулся он от башни,
  •  забыл случайного врага
  •  и принял облик свой всегдашний:
  •  хвост песий, когти и рога.
xxv
  • А перед взором звездочета
  • теперь, туманна и нежна,
  • как девственное сердце чье-то,
  • раскрылась прежняя луна.
  • Простер он руки, умиленный,
  • застыл со вздохом, как влюбленный,
  • вдруг различивший белый луч
  • руки, раскрывшей занавески;
  • и над землей, в жемчужном блеске,
  • узором мелких, нежных туч,
  • подобных перьям голубиным,
  • со всех сторон окружена —
  • струилась милая луна
  • по звездно-дышащим равнинам…
xxvi
  • Был снова строг и счастлив он.
  • В нем думы ясные воскресли
  • и свергли темный страх: «Не весь ли
  • чудесный мир теперь спасен?
  • И нужно ль сетовать отныне?
  • Уж не покоится на льдине,
  • коварно тающей средь волн
  • небытия сторожевого,
  • наш город царственный; он снова,
  • великих грез и смеха полн,
  • к луне потянется, прощенный…»
xxvii
  • Так думал он, и, восхищенный
  • лучистой нежностью небес,
  • он не приметил, как полез,
  • повис огонь пожара, словно
  • паук багровый, там, внизу,
  • на паутине крыш неровной.
  • Другой услышал бы грозу
  • нестройных песен, гул, удары,
  • могучий шум толпы – как вздох
  • прибоя тяжкого, – но старый
  • мудрец от радости оглох.
  • Вот тень его на башне четкой
  • исчезла, звонкою походкой,
  • с улыбкой детской, подобрав
  • полы, спускался он поспешно
  • меж круглых стен: да, да, конечно,
  • он опрометчив был, неправ;
  • сейчас к царю пойдет он, скажет:
  • царь, не тужи… Небесный свод,
  • как прежде, тих, и царь прикажет
  • гонцам порадовать народ!
xxviii
  • И вышел он на двор квадратный,
  • и, выйдя, замер: гул невнятный
  • из мрака хлынул; впереди
  • мелькали перья, копья, латы,
  • кривые тени… «Отойди,
  • безумье! – выбросив крылатый
  • рукав, воскликнул звездочет. —
  • Я весть несу!» Но крик упорный
  • его прервал: «Вот, братья, вот —
  • колдун заморский, ворон черный,
  • а мы, – мы мучимся, пока
  • над нами шутит он с Нечистым!»
  • И камень, пущенный со свистом,
  • в висок ударил старика…
xxix
  • И минул год, и ночью млечной,
  • прозрачной, снова на людей
  • решил взглянуть певец беспечный.
  • О песни огненной своей
  • и о пророчестве злосчастном
  • он в одиночестве забыл,
  • и видом города ужасным
  • мечтатель опечален был.
xxx
  •  Кругом гремучие пожары
  •  краснели. В городе самом,
  •  меж светлым морем и холмом,
  • был ропот, шепот, праздник ярый.
  • Тут – оглушительная мгла,
  • там – выкрик пламени. Тут – ссора,
  • а там – убийство. Без разбора
  • сцеплялись голые тела
  •  в книгохранилище громадном,
  •  где пировали палачи,
  •  монахи, женщины. В ночи,
  •  на улицах, во мраке смрадном, —
  • что, что там рдело до утра —
  •  вино ли, злобные глаза ли,
  •  иль только искры от костра?
  •  Бог весть! Во храмах псы лизали
  • окровавленный мрамор плит,
  •  и человек освобожденный
  • так поступал, как повелит
  •  зверь вожделенья пробужденный…
  • (И лишь танцовщица одна
  •  порою, глядя из окна
  •  в лиловый сумрак, да на звенья
  • созвездий в сонной вышине,
  •  полна внезапного сомненья,
  •  дивилась маленькой луне,
  • такой же скромной, как бывало,
  • и смутно думала: как знать?
  • Но, звякнув бусами, опять
  • кого-то в губы целовала…)
xxxi
  • Так было… Город роковой,
  • огонь и мрак, уж неживой,
  • певец окинул грустным взором,
  • и поутру, и в тишине
  • к своим лесам, к своим озерам
  • вернулся с песней о луне…
xxxii
  • За горем – горе: царь соседний
  • напал на падшую страну,
  • разбил с налета храм последний,
  • и в унизительном плену
  • угасло буйственное племя.
  • Несбережливо злое время —
  • и в наши дни на месте том,
  • в золотозвездном, юном поле,
  • меж серым морем и холмом,
  • поросшим вереском, в неволе
  • у строгой вечности лежат
  • глухие глыбы, и зажат
  • в какой-то щели куст цветущий,
  • и льется холод старины,
  • однообразный и гнетущий,
  • сквозь тень душистую весны.
  • Кой-где торчат еще упрямо
  • обломки рухнувшего храма,
  • чернея сухо над травой,
  • как обгорелые поленья.
xxxiii
  • Стремительные поколенья!
  • Потух, остыл их век живой.
  • Так стынет пламенная лава…
  • Забыта сладостная слава
  • их первых странствий, гулких битв,
  • и суеверные науки.
  • Умолкли песен и молитв
  • неповторяемые звуки,
  • и лишь волнует тишину,
  • цветы целуя, ветер плавный…
  • Там проезжал я, скиф бесславный, —
  • и вспоминал свою страну.
20–28. VI. 20
Правообладателям